Авторский крест

Стал недавно свидетелем напряженной полемики между представителями современного другого искусства и традиционалистами. Спор вёлся фотографами, людьми молодыми и не очень вокруг Et Cetera - выставки арт-фотографии молодых фотографов Краснодара и Краснодарского края. (Кураторы – Елена Суховеева, Эльдар Ганеев). Очевидно, что предметом дискуссии были не столько представленные экспозицией работы, сколько сокрытые за этим событием тенденции авторского творчества. Собственно саму выставку отметить занимательной трудно, но, дело не в этом, а в том, какие страсти спровоцировала она в кругах оных. Все напомнило далёкий двадцатилетней давности Киев. Всплыли в памяти страсти вокруг "Soviart", долгие пьяные искусствоведческие дебаты в пропахших скипидаром мастерских, первые опыты Савадова и Сенченко… В то лихое время многочисленные выставки западного модернизма, цена на работы в долларах США соблазнили и меня, ещё зелёного и ленивого питомца ныне почившего, тогда заслуженного художника Юрия Ивановича Малышевского.
Альбомы любимого Маковского сменили Мандриан и Клее. О натуре забыл. Ночами напролёт я буквально штамповал неосемантические циклы, зачитывался Ницше и творил графическую «Жизнь кубов & котят». За большие доллары, я собственно так ничего и не продал. Работами никого не удивил и не пленил. Даже «персоналки» не сделал. Говорили, мол, ты, юноша, чуток запоздал, ныне каждый член - концептуалист (имелось в виду член Союза Художников)… Вдобавок ко всем тяготам непризнания потерял авторитет в глазах учителей, по ночам стал больше пить, нежели писать и, совсем незаметно для себя, пополнил быстрорастущую в то время когорту непризнанных гениев. Вскоре вовсе забросил живопись. Продал за хорошую сумму несколько полотен соцреализма, одной итальянской танцовщице и открыл валютный магазин. Так начался мой Ад…
Спустя несколько лет на Ленфильме Макусинский вернул меня к жизни. Привёл в Церковь. Театральный институт. Фильштинский заставил полюбить русскую литературу. Я родился заново. Реализм и только он стал фундаментом моего авторского мировоззрения. Начался долгий процесс понимания тайны человека. Однако, со временем церковной жизни, понятие реальности обрело в моем представлении симфонию смыслов. Кант подлил масла в огонь, а теологические дискурсы немцев разрушили все былые постулаты (ох уж мне эти немцы!). По-новому посмотрел на Мандриана, даже было помолчал в теретьяковке под Кандинским…. Любить их не стал, но, кажется, понял.
Авторство в творчестве – это крест ответственности за право высказаться о Мире. Мир таинственен, многогранен, глубок и непостижим, ибо Творец мира есть Бог. Быть автором – значит не быть попугаем летающих вокруг тебя популярных идей. Идеи эти словно майские молодые мухи, к зиме сдохнут, но к следующему лету родятся новые, такие же назойливые и шустрые…. Авторство – категория профетического ряда. Автор, словно пророк, должен сказать то, без чего Миру не жить. Автор призван сообщить не просто правду, но Истину. Всякого, кто истину не сообщает, побивают камнями, и погребают в яме забвения. Впрочем, тоже делают и с подлинными пророками, за той только разницей, что пророков помнят. Помнят потом, спустя годы, когда малое число тех, кто признавал их при жизни, порождает новый миф. Их канонизируют, их слова наделяют другим смыслом, творят лукавую айзегезу некогда неприемлемых обличительных речей. Но Бог благ! Рождаются новые авторы-пророки, которые угадывают в почивших предшественниках то, что они действительно хотели сказать. И вновь обращаются к Миру с воплем о правде! Мир пророков не любит. Они не удобны. Миру ближе фарисеи, чья конформистская ложь создаёт иллюзию красоты и покоя. Фарисейское враньё крайне правдоподобно, их творчество мило. Они словно плевелы подобны пшенице, но Хлеба дать не могут! Удовлетворить не могут! Ибо пусты…
Не форма, не содержание несут в себе речь Пророка. Но дух, дух бытия, дух правды, дух Истины. Для кого-то это будет запах смертоносный, для кого-то благоуханием жизни. По внешним проявлениям, жанрам, мастерству подлинную речь Автора не различить. Вот он, автор в «Вечере на Украине» Куинджи, вот он автор в Жертвоприношении Тарковского, и в «Танцующей во мраке» фон Триера… вот же он и в «Квадрате» Малевича, и в текстах Бродского, и в работах Родченко, и везде… там, где есть подлинная авторская жизнь. Жизнь честности и отсутствия человекоугодничества. Жизнь не ради жизни, а жизнь ради Смысла. Смысла с большой буквы!
Такое творчество невозможно погубить или не заметить. Оно диахронически универсально. Во всякое время оно актуально, ибо говорит миру о Мире. О смысле этого Мира и о мирской бессмысленности, заставляет думать, следовательно, заставляет жить.

О серьёзном в искусстве

Cоциум (общество) такой же важный элемент культуры, как и игра. В том, что игра есть фундамент универсалии культуры, нет никакого сомнения. Хейзинга весьма точно подметил – игровой элемент присутствует во всех формах культуры. Игровой элемент – это совокупность характеристик игры, таких как агония (состязание, соревнование), мастерство (виртуозность), и… удовольствие участия и победы. Я часто говорю актерам на площадке, что лучший спектакль – это футбольный матч (хотя футбол не люблю)))
Игра есть основная форма понимания мира. Мир трудно понять, не проиграв его реалий, следовательно, игра есть базовая составляющая самой культуры, ибо культура (искусство) это рефлексия человека над Миром. Мы не можем принять Мир в его данности, но мы можем войти в него, создав свой культурный (игровой, искусственный) мирок. Наш мирок, насколько бы тесен он не был, требует участников. Мы нужны друг другу чтобы проигрывать или создавать свои мирки, посредством которых мы, собственно, и принимаем Мир. Наша игра, наша культура – это высказывание о мире. Высказаться нам также необходимо, как и Богу, ибо мы Его образ и подобие. Бог создал этот Мир, чтобы высказаться о Себе. Мы создаем свои мирки, делая то же самое. Следовательно, всякая культура, всякий предмет культуры в некоторой степени (в своей идее) боговдохновен, но нам трудно с этим согласиться. Почему? Мы умеем говорить, но не умеем слушать. Мы не Бог, для которого молчание есть способ самосообщения. Мы говорим, кричим, скулим ради одного – быть услышанными. Мы не ведем диалоги, мы примиряем между собой монологи. Поэтому именно культурные формы и традиции есть удобное пространство для непримиримой войны человечества внутри себя. Впрочем, лукавое человечество и здесь нашло выход, создав примирительную поп-культуру, выявив общедоступный лингва франка (lingua franka). Нет, Бог этому не противник. Новый Завет дошел до нас на койне (греческий разговорный), впрочем, здесь я вижу проявление кенозиса, более, нежели легитимность вульгарной речи. Бог настолько благосклонен к нам, что готов говорить нам и на сленге. Речь, собственно, не об этом, но о том, что общество необходимо культуре как материал, который можно разделить на две важные составляющие объектов культуры – своих и чужих. Мой мирок нуждается в своих, при этом я не надеюсь, что свои будут слушать меня, не поэтому они свои. Свои - это те, чье высказывание о Мире созвучно моему, а чужие, соответственно те, чьё высказывание не созвучно или противоречащее моему. Ещё свои - это те, кто своим якобы пониманием, делает моё высказывание - серьёзным. Здесь (пропуская этапы мысли) открывается ещё одна наиважнейшая характеристика игрового элемента культуры – развитие несерьёзного в серьёзное. Когда игра переходит из несерьёзного в серьёзное? На поверхности ответ такой: до тех пор, пока я бегаю с фотоаппаратом по улице ради своего удовольствия – это несерьёзно. Когда я продаю карточки за деньги - серьёзно. Когда мальчик играет во дворе в футбол – это несерьёзно, когда он становится игроком сборной – серьёзно. Ответ правдоподобен, но не верен. Серьёзность игры (культуры) определяется лишь внутренней серьёзностью субъекта (носителя, создателя) культуры, его аксиологической (ценностной) содержательностью. То есть, это когда культура, само высказывание о мире (созданный нами мирок) - есть величайшая ценность самого человека. Ценность – это то, ради чего мы живём. Следовательно, культура (искусство, творчество) только тогда становятся серьёзным, когда автор готов умереть за свое произведение. Бог поступил именно так, Христос умер за нас, тем самым доказал какой великой ценностью в Его глазах является человек (Его творение). Умру ли я за то, что делаю? Возможно, ответить на этот вопрос можно лишь на закате жизни. Но как же тогда прожить серьёзную жизнь? Как же серьёзно творить? Отвечать необходимо прямо сейчас!

Рожденный в СССР

Первый после возвращения из Ленинграда выходной.
Даниил уехал с ребятами в осенний лагерь на море.
Светлану вызвали на работу.
Мы с Машенькой оказались предоставленными самим себе. С полудня гуляли по тесному, заставленному автомобилями осеннему Краснодару, ели в пиццерии вкусную и вредную еду… В итоге забрели в городской парк. Стоит признаться в Краснодаре для проведения досуга мест крайне мало, да и те, что есть - скучны, даже детям. На танцплощадке вальсировало несколько старичков. Мы тут же присоединились к ним. Загремели заводные хиты начала семидесятых. Эхом разлился голос Магомаева по пустынному парку. Вместе с членами общественной организации отдыха ветеранов «Виктория» мы пустились в куражный пляс. Машка верещала от восторга! Далее, скорее от желания убить время, нежели от куража, прокатились на всех аттракционах… И напоследок решили посетить платную детскую площадку. Нынче билеты в парках не продают. Ты приобретаешь кредитную карту и в кассе кладёшь на неё деньги, после чего отправляешься к неприветливому оператору аттракциона, он проводит картой по загадочной шайтанмашине и после сей процедуры запускает тебя на карусель. Подойдя к площадке, я поинтересовался у миловидной преклонных лет женщины о стоимости, намереваясь затем обратиться в кассу и пополнить счёт нашей карточки. Но женщина, осмотревшись по сторонам, быстро проговорила:
- Давайте вы мне дадите деньги, а я вас пропущу без карточки.
- Спасибо, но у нас уже есть карточка. Только что приобрели… - с презрением отказался я.
- Ну… и ничего, что есть. Пусть будет. А вы… это… мне деньги дайте, а я вас пропущу. – не сдавалась старушка.
- Зачем вам, когда можно заплатить в кассу? – меня разозлила её настойчивость.
- Как зачем? – она недоуменно глянула вначале на меня, затем на Машу, затем почему-то на небо и вопросительно замолчала.
- Послушайте, любезнейшая, ну это же будет не честно! – возмутился я.
- А армян получит их честно?
- Какой армян?
- Какой, какой? Хозяин! – Приведя этот сокрушительный аргумент, она пристально и строго посмотрела мне в глаза. Я сдался. Достал сто пятьдесят рублей и протянул старушке. Та быстро спрятала деньги в карман, взяла мою карточку, сделала вид, что провела ей по загадочной штуковине, и с улыбкой пропустила нас на площадку.
- Спасибо вам! – вдруг, в её словах прозвучало столько признательности и благодарности, что я, было, даже растерялся.
- Да не за что…
Через доли секунд у меня начались муки совести.
- Вот, - подумал я, - на ровном месте взял и согрешил, испортил весь выходной.
- Ну почему согрешил, - проснулся во мне тот, за которого я так часто испытываю стыд, - я сделал доброе дело. Старушка стоит здесь за гроши, мерзнет, я дал ей денег, возможно, она купит на них лекарство. Разве, этот жирный «армян» позаботится о ней?
- «Армян»?
И здесь я понял, что, сокрушившим меня аргументом, оказалось это магическое слово «армян». В моем воображении мгновенно возник образ нувориша армянина, который бесстыдным неправедным путём соорудил для личной корысти в центральном парке Краснодара детскую площадку,… почему-то я вмиг представил, как он любезно раздавал взятки мордатым чиновникам, как поил их коньяком и танцевал с ними в кабаке, потряхивая выглядывающим из неаккуратно заправленной сорочки жирным животиком… Конечно, я понимал, что этот «армян», приложил немало стараний и способностей, чтобы эта площадка подарила людям радость, да и сама площадка организована весьма недурно и, вероятно, стоит немалых денег… Но доводы эти даже не рассматривались мной как значимые. Я мыслил так же, как мыслила эта рожденная в СССР женщина! Я мыслил так же, ибо сам рожден с СССР!
Мне стало дурно от самого себя. Отойдя к одинокому дубу, я взмолился в покаянии к Господу. Мне захотелось подойти к старушке, сказать, что она не права, и что я не прав, согласившись с ней….Что это мерзость перед Богом, что она не имеет никакого права брать таким образом деньги, что она ровным счётом ничего не сделала, для того чтобы требовать деньги, и…. Решительным шагом я направился к женщине. Она словно ждала меня, и не успел я открыть уста, как старушка дружелюбно улыбнулась и ласково, по-матерински проговорила:
- Спасибо вам! Большое сердечное спасибо!
Я тоже мило улыбнулся и вежливо спросил:
- А где здесь туалет?
- Вон там, видите, возле колеса обозрения. Очень хороший туалет, и не дорогой. Идите, можете смело выходить и заходить.
Я отправился в указанном направлении. Более я к ней не подходил. Но когда Маша, наигравшись, наконец, согласилась пойти в кино, и мы затемно покидали площадку, старушка ещё раз почти прокричала нам вслед:
- Спасибо вам! Спасибо!