Речь о Боге; музыка; Гарри Гродберг ...и "немцы"

Карл Ранер представляет пространство понятия человек, как единственно продуктивное для понимания понятия «Бог». Ранер остается верным «антропологическому повороту», т.е. подходу христианских авторов, которые, начиная со св. Августина и его объяснения тринитарных аналогий, хотят понять Бога, человека и вселенную, исходя из человека. Епископ Гиппона был уверен: Ambula per hominem et pervenies ad Deum (иди бегом по пути человека и придешь к Богу). Один из хороших знатоков богословия Ранера, И. Санна пишет: «Намерением Ранера было вернуть Бога человеку и человека Богу, примирить антропоцентризм с теоцентризмом. Антропологический вопрос для него на самом деле – вопрос о Боге, в той же мере, в какой вопрос о Боге является антропологическим вопросом». Такой подход был востребован культурной ситуацией XX века, когда идеологии и тоталитарные системы уничтожили подлинное понимание человека – именно потому, что потеряли понимание Бога. Ганс Урс фон Бальтазар отметил опасность такого мышления. Очень важную мысль он указывает во второй части своей знаменитой трилогии. Его «Теодраматика»[1] строится на фундаменте убеждения, что: «явление Бога во Христе никоим образом нельзя рассматривать как некую манифестацию, за которой следует свободный ответ человека. Внутренняя драматичность формы Божьего самооткровения побуждает искать единство конечной свободы человека и бесконечной свободы Бога в самом акте теологического откровения»[2]. Карл Барт утверждает, что «не всякие человеческие слова говорят о Боге. Вероятно, это было возможно и должно было быть так, и нельзя принципиально обосновать, почему это иначе. Собственно, не должно было бы существовать никаких профанных слов, а, в конечном счете, только речь о Боге, потому что Бог есть Господь, от которого мы происходим и к которому мы устремлены, и потому что реальности и истины, отличные от Него и от нас самих, те реальности и истины, которые и составляют конкретный повод и предмет человеческих высказываний, также происходят от Него и устремлены к Нему».[3] Не удивительно, что Барта, Кюнга и Бальтазара объединяет любовь к Моцарту. Люди давно поняли: что не возможно выразить человеческой речью по силам музыке. Возможно, только музыке и позволено говорить о Боге…
Гарри Яковлевич Гродберг сегодня дал единственный концерт. Вторая часть концерта - виртуозная интерпретация Баха. Бах – это уже ни личность, это та музыка, которой позволено говорить о Боге…
За чаем Гарри Яковлевич признался Стасу: «Я по-прежнему богоискатель…»



[1]Х.У. фон Бальтазар в книге "Теодраматика" предлагает модель богословия, построенного не как научная конструкция, а как драма
[2] Богословская антропология.
[3] Карл Барт «Цекровная Догматика»

С Рождеством Христовым!

1982 год. Огромный темный зал кинотеатра «Лейпциг». Музыка Альфреда Шнитке…. Премьера фильма Митты «Сказка странствий». На девятом ряду недовольно ворчит уже преклонного возраста диссидент Штолькман. Ему все не так. Я незаметно вытираю липкие от эскимо руки об красный велюр «гэдээровских» кресел. Неделю назад друзья родителей Миглашевские уехали в Вену, затем вместо Тель-Авива в Сан-Франциско. Папа, узнав об этом, скорбно сказал: «Ничего, все мы там будем…» Дядя Гриша Миглашевский позвонит маме лишь спустя двадцать лет. А диссидент Штолькман скончается в Хайфе в 2005-м, оставив после себя репутацию желчного, завистливого человека…. Папа запьёт. Умрёт в маленьком провинциальном городке в доме своей любовницы в 2007-м… Никто из нас не побывает на его похоронах… Но это потом, а тогда, в 1982-м, мыслитель Орландо (А.А. Миронов) произносит такие слова: «Философу нельзя быть голодным, голодный обязательно будет злым философом». Эта хокма (мудрость) надолго остаётся в моей голове… Затем хиппи Вова Обломист пополнит её ещё двумя: «Куда не поцелуй, все одно… попа» и ещё одна, не менее меткая: «все дерьмо, кроме мочи». Начнётся досрочный ад.
Позже Евангельский свет озарит мою душу словами Христа: «Если же око твое будет худо, то всё тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?» (Матф.6:23). Какова же тьма? Какова же тьма?!? Какова же тьма?!?!?!?!?!!!
Какова же тьма… Двадцать лет пытался ответить на этот вопрос....... Устал от дефиниций. Устал от немцев. Устал от своей жалкой попытки все понять. Устал видеть в человеке раба необходимости….

Понять для человека – значит омрачить, превратить свет во тьму, украсть у ребёнка чудо, лишить жизнь её тайны … Как не крути, Иегуда Лейб Шварцман (Лев Шестов) во многом прав… Надо верить, нет иного выхода у человека. Только вера… Не философская вера Ясперса, но вера в Живого, ныне родившегося нам Христа. Вера в Тайну воплощения, в то, что человек не забыт, не оставлен один на один со своей тьмой, но озарён Фаворским светом… И уже не я живу, но живёт во мне Христос (Гал.2:20).
С Рождеством Христовым!

Авторский крест

Стал недавно свидетелем напряженной полемики между представителями современного другого искусства и традиционалистами. Спор вёлся фотографами, людьми молодыми и не очень вокруг Et Cetera - выставки арт-фотографии молодых фотографов Краснодара и Краснодарского края. (Кураторы – Елена Суховеева, Эльдар Ганеев). Очевидно, что предметом дискуссии были не столько представленные экспозицией работы, сколько сокрытые за этим событием тенденции авторского творчества. Собственно саму выставку отметить занимательной трудно, но, дело не в этом, а в том, какие страсти спровоцировала она в кругах оных. Все напомнило далёкий двадцатилетней давности Киев. Всплыли в памяти страсти вокруг "Soviart", долгие пьяные искусствоведческие дебаты в пропахших скипидаром мастерских, первые опыты Савадова и Сенченко… В то лихое время многочисленные выставки западного модернизма, цена на работы в долларах США соблазнили и меня, ещё зелёного и ленивого питомца ныне почившего, тогда заслуженного художника Юрия Ивановича Малышевского.
Альбомы любимого Маковского сменили Мандриан и Клее. О натуре забыл. Ночами напролёт я буквально штамповал неосемантические циклы, зачитывался Ницше и творил графическую «Жизнь кубов & котят». За большие доллары, я собственно так ничего и не продал. Работами никого не удивил и не пленил. Даже «персоналки» не сделал. Говорили, мол, ты, юноша, чуток запоздал, ныне каждый член - концептуалист (имелось в виду член Союза Художников)… Вдобавок ко всем тяготам непризнания потерял авторитет в глазах учителей, по ночам стал больше пить, нежели писать и, совсем незаметно для себя, пополнил быстрорастущую в то время когорту непризнанных гениев. Вскоре вовсе забросил живопись. Продал за хорошую сумму несколько полотен соцреализма, одной итальянской танцовщице и открыл валютный магазин. Так начался мой Ад…
Спустя несколько лет на Ленфильме Макусинский вернул меня к жизни. Привёл в Церковь. Театральный институт. Фильштинский заставил полюбить русскую литературу. Я родился заново. Реализм и только он стал фундаментом моего авторского мировоззрения. Начался долгий процесс понимания тайны человека. Однако, со временем церковной жизни, понятие реальности обрело в моем представлении симфонию смыслов. Кант подлил масла в огонь, а теологические дискурсы немцев разрушили все былые постулаты (ох уж мне эти немцы!). По-новому посмотрел на Мандриана, даже было помолчал в теретьяковке под Кандинским…. Любить их не стал, но, кажется, понял.
Авторство в творчестве – это крест ответственности за право высказаться о Мире. Мир таинственен, многогранен, глубок и непостижим, ибо Творец мира есть Бог. Быть автором – значит не быть попугаем летающих вокруг тебя популярных идей. Идеи эти словно майские молодые мухи, к зиме сдохнут, но к следующему лету родятся новые, такие же назойливые и шустрые…. Авторство – категория профетического ряда. Автор, словно пророк, должен сказать то, без чего Миру не жить. Автор призван сообщить не просто правду, но Истину. Всякого, кто истину не сообщает, побивают камнями, и погребают в яме забвения. Впрочем, тоже делают и с подлинными пророками, за той только разницей, что пророков помнят. Помнят потом, спустя годы, когда малое число тех, кто признавал их при жизни, порождает новый миф. Их канонизируют, их слова наделяют другим смыслом, творят лукавую айзегезу некогда неприемлемых обличительных речей. Но Бог благ! Рождаются новые авторы-пророки, которые угадывают в почивших предшественниках то, что они действительно хотели сказать. И вновь обращаются к Миру с воплем о правде! Мир пророков не любит. Они не удобны. Миру ближе фарисеи, чья конформистская ложь создаёт иллюзию красоты и покоя. Фарисейское враньё крайне правдоподобно, их творчество мило. Они словно плевелы подобны пшенице, но Хлеба дать не могут! Удовлетворить не могут! Ибо пусты…
Не форма, не содержание несут в себе речь Пророка. Но дух, дух бытия, дух правды, дух Истины. Для кого-то это будет запах смертоносный, для кого-то благоуханием жизни. По внешним проявлениям, жанрам, мастерству подлинную речь Автора не различить. Вот он, автор в «Вечере на Украине» Куинджи, вот он автор в Жертвоприношении Тарковского, и в «Танцующей во мраке» фон Триера… вот же он и в «Квадрате» Малевича, и в текстах Бродского, и в работах Родченко, и везде… там, где есть подлинная авторская жизнь. Жизнь честности и отсутствия человекоугодничества. Жизнь не ради жизни, а жизнь ради Смысла. Смысла с большой буквы!
Такое творчество невозможно погубить или не заметить. Оно диахронически универсально. Во всякое время оно актуально, ибо говорит миру о Мире. О смысле этого Мира и о мирской бессмысленности, заставляет думать, следовательно, заставляет жить.

О серьёзном в искусстве

Cоциум (общество) такой же важный элемент культуры, как и игра. В том, что игра есть фундамент универсалии культуры, нет никакого сомнения. Хейзинга весьма точно подметил – игровой элемент присутствует во всех формах культуры. Игровой элемент – это совокупность характеристик игры, таких как агония (состязание, соревнование), мастерство (виртуозность), и… удовольствие участия и победы. Я часто говорю актерам на площадке, что лучший спектакль – это футбольный матч (хотя футбол не люблю)))
Игра есть основная форма понимания мира. Мир трудно понять, не проиграв его реалий, следовательно, игра есть базовая составляющая самой культуры, ибо культура (искусство) это рефлексия человека над Миром. Мы не можем принять Мир в его данности, но мы можем войти в него, создав свой культурный (игровой, искусственный) мирок. Наш мирок, насколько бы тесен он не был, требует участников. Мы нужны друг другу чтобы проигрывать или создавать свои мирки, посредством которых мы, собственно, и принимаем Мир. Наша игра, наша культура – это высказывание о мире. Высказаться нам также необходимо, как и Богу, ибо мы Его образ и подобие. Бог создал этот Мир, чтобы высказаться о Себе. Мы создаем свои мирки, делая то же самое. Следовательно, всякая культура, всякий предмет культуры в некоторой степени (в своей идее) боговдохновен, но нам трудно с этим согласиться. Почему? Мы умеем говорить, но не умеем слушать. Мы не Бог, для которого молчание есть способ самосообщения. Мы говорим, кричим, скулим ради одного – быть услышанными. Мы не ведем диалоги, мы примиряем между собой монологи. Поэтому именно культурные формы и традиции есть удобное пространство для непримиримой войны человечества внутри себя. Впрочем, лукавое человечество и здесь нашло выход, создав примирительную поп-культуру, выявив общедоступный лингва франка (lingua franka). Нет, Бог этому не противник. Новый Завет дошел до нас на койне (греческий разговорный), впрочем, здесь я вижу проявление кенозиса, более, нежели легитимность вульгарной речи. Бог настолько благосклонен к нам, что готов говорить нам и на сленге. Речь, собственно, не об этом, но о том, что общество необходимо культуре как материал, который можно разделить на две важные составляющие объектов культуры – своих и чужих. Мой мирок нуждается в своих, при этом я не надеюсь, что свои будут слушать меня, не поэтому они свои. Свои - это те, чье высказывание о Мире созвучно моему, а чужие, соответственно те, чьё высказывание не созвучно или противоречащее моему. Ещё свои - это те, кто своим якобы пониманием, делает моё высказывание - серьёзным. Здесь (пропуская этапы мысли) открывается ещё одна наиважнейшая характеристика игрового элемента культуры – развитие несерьёзного в серьёзное. Когда игра переходит из несерьёзного в серьёзное? На поверхности ответ такой: до тех пор, пока я бегаю с фотоаппаратом по улице ради своего удовольствия – это несерьёзно. Когда я продаю карточки за деньги - серьёзно. Когда мальчик играет во дворе в футбол – это несерьёзно, когда он становится игроком сборной – серьёзно. Ответ правдоподобен, но не верен. Серьёзность игры (культуры) определяется лишь внутренней серьёзностью субъекта (носителя, создателя) культуры, его аксиологической (ценностной) содержательностью. То есть, это когда культура, само высказывание о мире (созданный нами мирок) - есть величайшая ценность самого человека. Ценность – это то, ради чего мы живём. Следовательно, культура (искусство, творчество) только тогда становятся серьёзным, когда автор готов умереть за свое произведение. Бог поступил именно так, Христос умер за нас, тем самым доказал какой великой ценностью в Его глазах является человек (Его творение). Умру ли я за то, что делаю? Возможно, ответить на этот вопрос можно лишь на закате жизни. Но как же тогда прожить серьёзную жизнь? Как же серьёзно творить? Отвечать необходимо прямо сейчас!

Рожденный в СССР

Первый после возвращения из Ленинграда выходной.
Даниил уехал с ребятами в осенний лагерь на море.
Светлану вызвали на работу.
Мы с Машенькой оказались предоставленными самим себе. С полудня гуляли по тесному, заставленному автомобилями осеннему Краснодару, ели в пиццерии вкусную и вредную еду… В итоге забрели в городской парк. Стоит признаться в Краснодаре для проведения досуга мест крайне мало, да и те, что есть - скучны, даже детям. На танцплощадке вальсировало несколько старичков. Мы тут же присоединились к ним. Загремели заводные хиты начала семидесятых. Эхом разлился голос Магомаева по пустынному парку. Вместе с членами общественной организации отдыха ветеранов «Виктория» мы пустились в куражный пляс. Машка верещала от восторга! Далее, скорее от желания убить время, нежели от куража, прокатились на всех аттракционах… И напоследок решили посетить платную детскую площадку. Нынче билеты в парках не продают. Ты приобретаешь кредитную карту и в кассе кладёшь на неё деньги, после чего отправляешься к неприветливому оператору аттракциона, он проводит картой по загадочной шайтанмашине и после сей процедуры запускает тебя на карусель. Подойдя к площадке, я поинтересовался у миловидной преклонных лет женщины о стоимости, намереваясь затем обратиться в кассу и пополнить счёт нашей карточки. Но женщина, осмотревшись по сторонам, быстро проговорила:
- Давайте вы мне дадите деньги, а я вас пропущу без карточки.
- Спасибо, но у нас уже есть карточка. Только что приобрели… - с презрением отказался я.
- Ну… и ничего, что есть. Пусть будет. А вы… это… мне деньги дайте, а я вас пропущу. – не сдавалась старушка.
- Зачем вам, когда можно заплатить в кассу? – меня разозлила её настойчивость.
- Как зачем? – она недоуменно глянула вначале на меня, затем на Машу, затем почему-то на небо и вопросительно замолчала.
- Послушайте, любезнейшая, ну это же будет не честно! – возмутился я.
- А армян получит их честно?
- Какой армян?
- Какой, какой? Хозяин! – Приведя этот сокрушительный аргумент, она пристально и строго посмотрела мне в глаза. Я сдался. Достал сто пятьдесят рублей и протянул старушке. Та быстро спрятала деньги в карман, взяла мою карточку, сделала вид, что провела ей по загадочной штуковине, и с улыбкой пропустила нас на площадку.
- Спасибо вам! – вдруг, в её словах прозвучало столько признательности и благодарности, что я, было, даже растерялся.
- Да не за что…
Через доли секунд у меня начались муки совести.
- Вот, - подумал я, - на ровном месте взял и согрешил, испортил весь выходной.
- Ну почему согрешил, - проснулся во мне тот, за которого я так часто испытываю стыд, - я сделал доброе дело. Старушка стоит здесь за гроши, мерзнет, я дал ей денег, возможно, она купит на них лекарство. Разве, этот жирный «армян» позаботится о ней?
- «Армян»?
И здесь я понял, что, сокрушившим меня аргументом, оказалось это магическое слово «армян». В моем воображении мгновенно возник образ нувориша армянина, который бесстыдным неправедным путём соорудил для личной корысти в центральном парке Краснодара детскую площадку,… почему-то я вмиг представил, как он любезно раздавал взятки мордатым чиновникам, как поил их коньяком и танцевал с ними в кабаке, потряхивая выглядывающим из неаккуратно заправленной сорочки жирным животиком… Конечно, я понимал, что этот «армян», приложил немало стараний и способностей, чтобы эта площадка подарила людям радость, да и сама площадка организована весьма недурно и, вероятно, стоит немалых денег… Но доводы эти даже не рассматривались мной как значимые. Я мыслил так же, как мыслила эта рожденная в СССР женщина! Я мыслил так же, ибо сам рожден с СССР!
Мне стало дурно от самого себя. Отойдя к одинокому дубу, я взмолился в покаянии к Господу. Мне захотелось подойти к старушке, сказать, что она не права, и что я не прав, согласившись с ней….Что это мерзость перед Богом, что она не имеет никакого права брать таким образом деньги, что она ровным счётом ничего не сделала, для того чтобы требовать деньги, и…. Решительным шагом я направился к женщине. Она словно ждала меня, и не успел я открыть уста, как старушка дружелюбно улыбнулась и ласково, по-матерински проговорила:
- Спасибо вам! Большое сердечное спасибо!
Я тоже мило улыбнулся и вежливо спросил:
- А где здесь туалет?
- Вон там, видите, возле колеса обозрения. Очень хороший туалет, и не дорогой. Идите, можете смело выходить и заходить.
Я отправился в указанном направлении. Более я к ней не подходил. Но когда Маша, наигравшись, наконец, согласилась пойти в кино, и мы затемно покидали площадку, старушка ещё раз почти прокричала нам вслед:
- Спасибо вам! Спасибо!

Мамардашвили бесконечно прав, текст - единственная возможность понять реальность, к тому же, это единственная возможность перевести поэтическую и типологическую структуру мира в доступную нашему разуму примитивную символическую знаковую систему. Вне текста нет смысла! Мы неспособны принять мир как Целое, нам его необходимо расчленить до предметной автономии. Съесть, как говорится, слона по кусочкам... Мы мыслим текстом (т.е. мыслим созданной нами целостностью фрагментов), живём создавая тексты, в тексте мы реализуем себя, ибо мы сами расчленены, как внутри себя, так и во вне....

Но, есть и хорошая новость - снисходя к вот этой нашей дробности, в Священном тексте нам Себя открывает Господь!

Она (очень резко): Гезо, вы стали снимать свадьбы?....
Я (краснея и теряясь): Ну, как вам сказать, не то, чтобы постоянно, так в качестве дополнительного заработка…
Она (пристально смотрит мне в глаза): Ох уж эта губительная любовь к деньгам!
Я (раздражаясь от самого себя): Не могу сказать, что бы это было сребролюбие, ну, в общем, … небольшая слабость, у меня двое детей, понимаете, один из них школьник.
Она (с явным презрением): Гезо, разве вы бедный человек?
Я (опуская глаза): А разве для того чтобы снимать свадьбы надо быть бедным человеком?
Она (торжествуя от моего унижения): Ну, как я думаю, от хорошей жизни не займёшься такой пошлостью…
Я (стараясь вернуть собственное достоинство): А я думал, что только от хорошей жизни пошлость и происходит, может, я ошибаюсь?
Она (избегая конфликта): Какой же вы непоследовательный, нецельный человек. Я уже было, подумала о вас с некой перспективой… как же вы после этого сможете???….
Я (почему-то захотел в туалет): Что смогу?
Она (наверное, догадалась о моем желании): Так, ничего… Вы пишете сейчас?
Я (торопясь): Нет.
Она (желая доставить мне больше боли): Читаете лекции?
Я (смотрю волком): Нет.
Она (со снисходительной улыбкой): Что же вы делаете?!?
Я (уже бегу по коридору в сторону уборной): Снимаю свадьбы! Плохо снимаю (добавляю про себя, она этого не слышит). Очень плохо!